— Правильно думал. Но, подозреваю, еще какое-то время дальше благих намерений дело не пойдет. Зароешься в работу и опять обо всем на свете забудешь. Собственно, делу такая одержимость только на пользу, так что буду пока за тобой присматривать, ничего страшного… Ты мне вот что скажи, с защитными рунами разобрался? Знаешь, что теперь делать?
Я снова кивнул. Кое-что, несомненно, могу. Никаких возражений.
— Договорились. Поскольку скоро рассвет и трава понемногу становится мокрой, предлагаю продолжить беседу у меня дома. Окажи мне честь, сэр Рыбник, будь моим гостем.
Вид у него при этом чрезвычайно растерянный и, можно сказать, обреченный. С таким лицом не байки рассказывают, а жизнь отдают ради какой-нибудь сентиментальной глупости вроде спасения человечества и, скажем, лукошка двухнедельных котят в придачу.
Она вошла, когда Триша уже почти спустилась, только и осталось, что переставить одну ногу на самую нижнюю полку, а другую свесить вниз, чтобы ощутить близость кухонного пола, — почти то же самое, что поставить, хотя поставить, конечно, было бы надежнее, но тут никак не дотянуться, она уже сколько раз пробовала, эх.
Хлопает входная дверь, Триша, утробно взвизгнув, вскакивает, миг — и она уже на полке, под самым потолком, среди старых кофемолок и банок с сухими травами. Интересно, с чего она взяла, что полка — более безопасное место, чем ее табурет? На этот вопрос у Триши нет ответа, более того, она отлично понимает, что совершила абсолютно бессмысленное действие, но когда в следующий раз чего-нибудь испугается, снова окажется на этой самой полке, тут уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть, за несколько лет посуду научилась не сбрасывать, поначалу-то шума и ущерба от ее прыжков было куда больше.