– А по-моему, – сказал он, – в этом нет ничего страшного. Раз Узун-Кулак существует, должен же кто-нибудь о нем писать?
При этих словах должностные лица юмористически переглядывались и запирали окна. Катанье в машине на свои деньги казалось им просто глупым.
– Жалкие, ничтожные люди, – сердито забормотал Паниковский.
Истомленный ночным бдением, Цесаревич весь день продремал у руля на своей стоянке. А к вечеру явилась вчерашняя компания уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось то же самое. Ночные пиры веселой компании под предводительством горбуна продолжались две недели кряду. Радости автомобилизации оказали на клиентов Адама Казимировича странное влияние: лица у них опухли и белели в темноте, как подушки. Они стали суетливыми и в разгаре веселья иногда плакали. Один раз горбун подвез на извозчике к автомобилю мешок рису. На рассвете рис повезли в деревню, обменяли там на самогон-первач и в этот день в город уже не возвращались. Пили с мужиками на брудершафт, сидя на скирдах. А ночью зажгли костры и плакали особенно сильно.
Уселся за свой стол и Корейко. Утвердив загорелые локти на письменном столе, он принялся вносить записи в контокоррентную книгу.