– Его нужно предостеречь, – заметил Бендер, – не верится, чтобы после нашего посещения председатель отнесся к третьему сыну лейтенанта Шмидта миролюбиво.
– Тем более, – добавил Остап, – что местные квасы изготавливаются артелью частников, сочувствующих советской власти. А теперь расскажите, в чем провинился головорез Паниковский. Я люблю рассказы о мелких жульничествах.
Здесь, конечно, явное противоречие. 25 июля соавторы заканчивают статью, где сообщают, что работают над продолжением «Двенадцати стульев», но приступают к работе лишь неделю спустя, аккурат в день публикации статьи. Однако дело даже не в этом. Такое бывает: в июле собрались работать, о чем и рассказали, в августе приступили, даты совпали случайно. Важно другое: треть нового романа, если верить датировке, написана за три недели – быстрее, чем первая часть «Двенадцати стульев». Темп рекордный. Неясно, при чем тут трудности.
Остап хотел что-то сказать, но длинный свисток закрыл ему рот. Он притянул к себе Балаганова, погладил его по спине, расцеловался с Козлевичем, махнул рукой и побежал к поезду, вагоны которого уже сталкивались между собой от первого толчка паровоза. Но, не добежав, он повернул назад, сунул в руку Козлевича пятнадцать рублей, полученные за проданный спектакль, и вспрыгнул на подножку движущегося поезда.
Однако он отпустил братьев с миром, и они выбежали на улицу, чувствуя большое облегчение.
Общество охотно позволило. Все приготовились слушать рассказ нового пассажира, а Ухудшанский даже промолвил: «Рассказываете? Ну, ну».