Вот таким он был всегда, Борис Райнер. Огонь. Ртуть. Перпетуум мобиле. Сейчас Маргарите Михайловне даже трудно было представить, как они смогли бы жить вместе, если бы тогда, много лет назад, не поссорились и не разошлись. Наверное, их брак долго не продержался бы. Впрочем, как знать…
– Я про пробки слушаю, – огрызался он, если Рыженко просила его убрать звук. – Сами же хотите побыстрее проехать, а потом сами же ругаетесь. Не поймешь вас.
– Да ну! – Лариса снова наморщила носик, и Антон подумал, что это, вероятно, ее любимая гримаска, которой девушка выражает и удивление, и непонимание, и пренебрежение, и еще бог знает что. – Была я там недавно, где-то осенью. Ничего особенного.
– Гошка, как же ты не понимаешь! – Повернувшись к ней, он гневно сверкнул глазами. – Я целый день провел в неподвижности, да я чуть с ума не сошел от этого тупого ожидания. Мне нужно ощущение скорости, чувство движения, иначе мне начинает казаться, что я умер.
Но кровь этому бабнику все-таки попортит. Пусть покрутится да подумает, стоят ли его пошлые связи на стороне таких нервных затрат.
– Что двадцать четвертого декабря, в пятницу, ей позвонила женщина, назвавшаяся Натальей Аверкиной, доложилась, что решила свою финансовую проблему и теперь может пройти все предписанные процедуры в головной клинике. Попросила подготовить счет и предупредила, что заедет за ним завтра, то есть в субботу, двадцать пятого.