Он ворвался в кабинет и замер. К нему спиной, перед зеркалом, прикрепленным на внутренней стороне дверцы шкафа, стояла полная женщина в обтягивающем трикотажном платье без рукавов и расчесывала длинные густые блестящие волосы. Неужели он ошибся кабинетом?
– Ну-с, – Борис потер руки и открыл ящик стола, в котором хранились колоды, – на что будем гадать? На любовь? На работу? На здоровье? На деньги?
– Меня? – в голосе Аверкиной зазвучала паника. – Убить? Но за что? Почему?
– Это почему? Он что, плохой человек? Или плохой опер?
Его опасения полностью оправдались, и он даже не стал дословно пересказывать Дзюбе все то, что услышал от Рыженко. Конечно, парня надо тренировать и натаскивать, без этого никакого обучения не получится, но уж очень не хотелось повторять вслух то, о чем можно в принципе благополучно забыть. Особенно если включить компьютер и погрузиться в битву. И еще Геннадий подумал, как хорошо, что Роман не выступает со своими вечными «я ведь говорил, я ведь уточнял», словно чует, что его наставнику тоже не по себе, и нечего усугублять ситуацию. «Да, ничего не попишешь, мой косяк», – с досадой подумал Колосенцев.
Видимо, Женя или знала точно, или примерно представляла, насколько плохо обращаются «у них» с забывчивыми.