Дон Кож-Ахмед Нухаев прищурился и несколько мгновений молча смотрел на него. Потом откинул назад голову и громко рассмеялся.
— Вы знаете почтительное японское обращение к уважаемым людям, особенно к пожилым. Я ценю это, Ник. — Он начал разливать виски в два стакана, не спросив Ника, нужен ли ему лед, и не положив ни кубика из маленького ведерка. — К вашему нанимателю вы тоже обращаетесь так: Накамура-сама?
— Человек, построивший это в начале семидесятых, придумал окна такой формы и расположил их в таком порядке, чтобы они обрамляли великолепные виды на горы и подножия гор. Словно картины, висящие на стенах. Здорово, правда? Вот только архитектор не учел, что вокруг построят здания выше этого и пейзажи будут не видны… и теперь окна-рамы выглядят глуповато.
— Объективы очень маленькие или невидимые, — сказал Ник. — Но вы, конечно, убрали все камеры после убийства.
— И все же… — пробормотал Ник, чувствуя, как нервные окончания все еще подергиваются и дают сбои после электрошока. — Кто осуществит продажу? Кто получит миллиарды старых долларов — ведь такая сделка наверняка…
— Тут замешана политика. Ненавижу все, что связано с политикой. А тут еще сын знаменитого японского промышленника, или кто он там, черт знает.