— Если уж я столько лет ездил на этом упрямце Слейпнире — значит, могу прокатиться и на этом чудовище! — Он расхохотался, словно эта фраза была наилучшей шуткой всех времен и народов.
Олимпийцы замерли, они смотрели на нас так, словно я собирался зарезать их родича. Я быстро и аккуратно вырезал руну Эйваз на его загорелой коже, потом полоснул по собственной руке.
— Еще попробуем. Именно поэтому я и попросил вас собраться на этой амбе.
— Не спорь с ним Юпитер. Сейчас его время. — Тихо сказала Афина.
— Я предупреждал, что если ты сунешься к Олимпийцам, тебе не избежать моих объятий, дорогая! — Его голос был веселым и злым одновременно. — У меня еще хватит жара, чтобы испечь гадин, приютившихся в твоих волосах! — Сообщил он. Я был склонен ему поверить: после того, как валькирии рассказали мне о том, как храбр и неуязвим был Гелиос в сражении с таинственным убийцей, я начал считать его наилучшим из Олимпийцев.
Хорошему поэту вполне достаточно того Рима, который горит в его собственном сердце…