А потом мне стало не до разговоров: я увидел Змея, и удивился собственному равнодушию, граничащему с безумием. Может быть, дело в том, что он не был похож на настоящую гигантскую змею. Он вообще не был похож ни на что — не живое существо, не чудовище, которое можно считать своим врагом, или опасным противником, а просто бесконечно длинный толстый луч абсолютной темноты, живой, сверкающей и осязаемой. В том месте, где эта темнота казалась особенно густой и непроницаемой, находилась пасть Змея — я знал это наверняка, подобно тому, как глядя на дерево, мы сразу понимаем, где его ствол, где ветви, а где корни… Из этой, почти невидимой, пасти извергались сгустки тьмы иного рода — они были почти живыми, алчными и озабоченными поиском пищи, так что они поглощали все, с чем соприкасались: приземистые строения служебных помещений, красные киоски с кока-колой, опустевшие клетки, скамьи и цветочные клумбы исчезали у меня на глазах, как акварельные мазки, небрежно залитые черной тушью. «Вот это и есть хваленый яд Змея, — с флегматичным удовлетворением опытного исследователя подумал я, — хорош был бы Тор, если бы сунулся к нему со своим дурацким молотом!»