— Я не верю, что за три часа можно заставить человека отказаться от пятидесяти двух лет своей жизни.
— Но вы признали, что нарушили указы, контролирующие продажу вашего металла.
— Уверенность в своей ценности — и в твоей. — Он взглянул на нее, словно ловя внезапно промелькнувшую мысль, и она, засмеявшись, добавила: — Я не уверена, что мне удалось бы удержать такого человека, как Орен Бойл, например. Он вообще не захотел бы меня. Но ты хочешь.
— Знаете, тяжелее всего осознавать, что кто-то поставил на путь за поездом эти фонари, чтобы защитить нас… Они беспокоятся о жизни людей больше, чем страна об их жизни.
— Не считаешь же ты, что я могу поставить личные интересы выше интересов общественного благосостояния?
Глядя на железнодорожное полотно своей дороги с платформы какой-нибудь пригородной станции, Дэгни ловила себя на том, что уже не ощущает былой гордости, но чувствует вину, стыд, словно рельсы покрылись ржавчиной, хуже того — словно ржавчина стала отливать кровью.