Франциско наблюдал за Реардэном так, словно изучал траекторию полета снарядов, обстреливающих мишень. Изможденная фигура Реардэна была выпрямлена, холодные голубые глаза не выражали ничего, кроме напряженности, и только неподвижный рот вытянулся прочерченной болью линией.
— Хэнк, я… — Он покачал головой, затем встал и выпрямился. — Мистер Реардэн, — сказал он голосом, в котором слились сила, отчаяние и то особое достоинство, с которым произносится призыв о помощи, который не будет услышан, — когда вы будете проклинать меня и сомневаться в каждом сказанном мною слове… Клянусь вам, клянусь женщиной, которую я люблю, — я ваш друг.
— Участвуя в игре, в результате которой они остаются в выигрыше, а за это на тебя валятся все шишки?
— Где вы работали — в прежние времена? — спросила она, когда официант ушел. — На заводе?
— Эй, ты, — кивком показав на ночного диспетчера, сказал он, — иди сюда. Немедленно принимай дела.
— Конечно, — согласился Джо Скотт, — я проведу «Комету», если хорошенько разгонюсь.