На куче станков, нагруженных на вагон-платформу, стояла девушка. Она смотрела на ущелье, голова ее была поднята, волосами играл ветер. На фоне залитых солнечным светом гор и неба ее серый костюм простого покроя выглядел тонкой металлической кольчугой, облегающей стройное тело. В ее осанке ощущались легкость и бессознательная точность уверенности в себе. Она наблюдала за работой пристальным сосредоточенным взглядом — взглядом профессионала, получающего удовольствие от работы. Было заметно, что она чувствует себя на своем месте, словно это мгновение и этот мир принадлежат ей, словно блаженство — ее естественное состояние. Ее лицо выдавало активный и живой ум — девичье лицо с женственным чувственным ртом; казалось, она ощущала свое тело только как безотказный инструмент, готовый выполнить любую ее волю.
— Что ты зациклился на этом? — резко поинтересовался Митчам. — Я еще ничего не сказал!
— Я думаю, — сказал мистер Уэзерби, как бы невзначай посмотрев на Таггарта, — вы могли бы оказать Висли услугу.
Пустые поезда грохотали по четырем штатам, примыкающим к Колорадо. Они перевозили овец, корма, дыни и случайного фермера с принарядившейся семьей, у которого были друзья в Вашингтоне. Джим получал из Вашингтона субсидию на каждый рейс, который числился не как коммерческий, а как «социально значимый».
— Знаете, мистер Реардэн, абсолютов нет. Мы не можем придерживаться строгих принципов, мы должны быть гибкими, должны приспосабливаться к сегодняшним реалиям и действовать в соответствии с целесообразностью момента.