Она не помнила, чтобы он когда-нибудь говорил так тихо и беспомощно. Стараясь взять себя в руки, он улыбнулся — виновато, как просящий прощения ребенок. Но в этой улыбке читалось и удовлетворение, радостная демонстрация, что ему не надо скрывать внутреннюю борьбу — ведь сейчас он боролся не с болью, а с радостью.
— О нет, нет, что вы! Зачем этот разговор о прессе? Разве мы не можем уладить это дружески, в частном порядке?
— Почему же вы не делаете этого, мистер Реардэн? Кто из тех типов людей, которые я описал, пользуется сегодня дорогой, а кто подвергается истреблению?
В купе «Б» первого вагона ехал профессор социологии. Он учил своих студентов, что способности человека не имеют значения, что усилия индивидуума тщетны, что совесть — бесполезная роскошь, что нет таких понятий, как «человеческий разум», «характер» и «достижение личности», что все достигается коллективными усилиями и коллектив, а не личность решает все.
— Что ты делаешь здесь сегодня? — спросил Реардэн. — Ты что, забыл, что сегодня праздник?