Пересекая в последний раз вестибюль вокзала, она взглянула на памятник Натаниэлю Таггарту — и вспомнила свое обещание. Это всего лишь символ, подумала она, но это будет то прощание, которое Натаниэль Таггарт заслужил. У нее не оказалось никакого другого пишущего средства, поэтому она достала из сумочки помаду и, улыбаясь мраморному лицу человека, который понял бы ее, нарисовала на пьедестале у его ног большой знак доллара.
На том месте, где находился проект «К», среди руин не осталось ничего живого — разве что несколько бесконечно долгих минут там существовал кусок изуродованной плоти и жгучая боль того, кто совсем недавно считался великим умом.
Что-то в ее голосе заставило его обернуться: в ее руке был револьвер, она целилась ему в сердце.
— Леди и джентльмены, — прозвучал голос из радио приемника — четкий, спокойно-неумолимый мужской голос, совсем непохожий на те, что звучали в эфире уже много лет, — мистер Томпсон сегодня не будет говорить с вами. Его время истекло. С этого момента время принадлежит мне. Вы собирались выслушать сообщение о глобальном кризисе. Именно его вы сейчас и выслушаете.
— Ради того, что двигатель значил для меня, — медленно произнес он, — я хотел, чтобы он не попал в производство и сгинул навсегда. — Он смотрел прямо в глаза Дэгни, и она ясно различала в его голосе жесткую, непреклонную, беспощадную, ровную ноту. — Так же, как вам придется пожелать, чтобы «Таггарт трансконтинентал» развалилась и сгинула.