— Послушай, Джон, — сказал Маллиган, — поскольку ты еще не решил, поедешь или нет… Ты ведь еще не решил, правильно?
— Пусть он получит свой развод, — сказал он. — Последнее слово не за ним. Его скажут они, подручные мясника. Сеньор Гонсалес и Каффи Мейгс.
— С помощью вашего оружия, мистер Томпсон?
Нелогичные желания, толкнувшие вас к принятию их веры, чувства, которым вы поклоняетесь, как идолу, на алтарь которых вы возложили землю, темная, смутная страсть в самой глубине вашей души, которую вы принимаете за глас Божий или за глас своей плоти, — это всего лишь останки вашего разума. Чувства, противоречащие разуму, чувства, объяснить которые или управлять которыми вы не в состоянии, — это лишь ветхий остов мышления, обновить который вы сами запретили собственному разуму.
— Через десять дней уже не будет правительства бандитов. Тогда люди вроде Каффи Мейгса разворуют все, что еще осталось. Что я проиграю, если подожду еще чуть дольше? Как я могу оставить все, нашу дорогу — «Таггарт трансконтинентал», Эдди, когда еще одно, последнее усилие способно продлить ее жизнь? Если я выстояла до сих пор, я смогу продержаться еще немного. Еще немного. Я не играю на руку бандитам. Им уже ни что не поможет.
— Она пытается сказать, что мы сожалеем. Мы ужасно сожалеем, что причинили тебе боль. Ты считаешь, что мы еще не расплатились за это, но мы уже расплатились. Мы испытываем угрызения совести.