— Я не могу его вернуть, — сказала она, не повышая голоса. — И не сделала бы этого, даже если бы могла. А теперь — вон отсюда.
И словно в доказательство и в ответ на лице Филиппа медленно проступило выражение, которое он хотел выдать за рассеянную улыбку, но на самом деле это были лишь страх и злорадство.
Газеты об этом не упоминали. В редакционных статьях по-прежнему утверждалось, что самоотверженность — единственный путь к прогрессу, самопожертвование — единственная моральная установка, жадность — враг, а любовь — решение проблемы, убогие фразы оставляли во рту противно сладковатый привкус, как больничный запах эфира.
Не спрашивая разрешения, гость уселся в кресло, как у себя дома. Она молча вернулась к делу. Он весело следил за ее действиями; похоже, вид Дэгни, раскладывающей на кухонном столе вилки и ложки, доставлял ему наслаждение — как удачный парадокс.
— Хорошо, мисс Таггарт, — сказал он, — вы приняты на работу.
— Никакого эффекта, — сказал он, указывая в подтверждение на груду донесений от своих агентов и аналитиков. — Мы ежедневно говорим в своих выпусках о сотрудничестве с Джоном Галтом, но на людей это не производит никакого впечатления. Им все безразлично. Они ничему не верят. Некоторые заявляют, что он никогда не будет сотрудничать с нами. Большинство вообще не верят, что мы его заполучили. Не могу понять, что случилось с людьми. Они не верят ни единому слову. — Он тяжело вздохнул. — Позавчера в Кливленде закрылись еще три фабрики, вчера — пять в Чикаго. В Сан-Франциско…