— Конечно, все в порядке, профессор. Должно было быть в порядке. Иначе и быть не могло. А есть А.
— Мои способности никогда не внушали мне чувства вины. Как и мой разум. Быть человеком для меня никогда не было зазорно. У меня никогда не было чувства беспричинной вины, я знал себе цену и действовал соответственно.
— Мы вернемся, — повторил Феррис в пустоту, деревьям и черному небу.
Подняв голову, она покачала ею с горькой улыбкой, в ее движении были отчаяние и ярость, но улыбка говорила о том, что воля возвращается к ней, что возвращается решимость идти навстречу отчаянию.
— Боже, не… — начал он в спокойном удивлении и закончил в спокойном ужасе, как будто эта мысль только сейчас дошла до него. — А по-моему, не хотите. Если бы хотели, вам было бы известно, как ценить меня.
Она продолжала движение, потому что у нее в кармане всегда лежала сверкающая пятидолларовая золотая монета — последняя капля горючего. Она продолжала движение, защищенная от внешнего мира своей последней броней — безразличием.