За стеклами ее кабинета, вдалеке, как заплата из лейкопластыря, в небе висело пустое табло календаря. Календарь так и не починили с той ночи, когда Франциско сделал свой прощальный поклон. Чиновники, прибежавшие на башню, сломав, остановили мотор и вытащили пленку из проектора. Они обнаружили маленькие квадратики послания Франциско в ленте с изображением последовательности дней, но кто их туда вклеил, кто вошел и открыл запертое помещение, когда и как, так и осталось неизвестным, несмотря на создание трех комиссий по расследованию этого происшествия. Пустое табло календаря так и осталось висеть в небе над городом, свидетельствуя о тщетности их усилий.
Они бросали свои причитания в лицо человеку, которого уже ничем не могли задеть. Они не понимали — и панический страх стал последней чертой в их попытке избежать этого понимания, — что его безжалостное чувство справедливости, которое прежде оставляло его в их власти и заставляло его мириться с любым наказанием и решать в их пользу любое свое сомнение, теперь обращено против них, что та же сила, которая заставляла его быть терпеливым и понимающим, сделала его жестоким, что справедливость, которая простила бы тысячи ошибок, совершенных по незнанию, не простит единственного шага, сознательно сделанного во зло.
— И все-таки готовы были бросить его как металлолом?
— Один на лестнице, ведущей в подвал. Остальные наверху.
Сбросив пальто, он торопливо сбежал по склону оврага; комья земли сыпались из-под его ног, он бежал, скользя ногами, стараясь удержаться за сухие, колючие побеги кустарника, направляясь к черной груде, в которой он уже разглядел человеческое тело. Мимо луны клочком ваты проплыла туча, и Реардэн увидел белое пятно руки, вытянутой среди зарослей сорняков. Человек не двигался.