— Насилие непрактично. Если мои сограждане верят, что мною можно управлять, объединив против меня груды мышц, пусть они узнают, каков исход поединка, в котором на одной стороне только грубая сила, а на другой — сила, управляемая разумом. Даже Джон согласен, что в наш век у меня было моральное право избрать свой образ действий. Я делаю то же, что и он, но по-своему. Он лишает бандитов человеческого духа, я лишаю их продуктов человеческого духа. Он лишает их разума, я лишаю их богатства. Он забирает у мира душу, а я — тело. Он дает урок, который они должны усвоить, а я нетерпелив и ускоряю программу обучения. Но, подобно Джону, я просто сообразуюсь с их моральным кодексом и отказываюсь признать за ними право на двойную мораль за мой счет. Или за счет Реардэна. Или за ваш.
Некоторое время спустя он снова потребовал проводника.
— Да, туго пришлось, но не очень, да и ток такой мощности не оставляет последствий.
— Это… это теория. Просто теоретическая крайность. Мы хотим только временного улучшения, исправления.
Из картотеки ничего нельзя было извлечь. Там имелись входящие, каждая из которых содержала четыре возможных значения, с отсылками, которые вели к другим отсылкам, которые, в свою очередь, вели к окончательной отсылке, но она-то как раз в картотеке отсутствовала. Дэгни не составило большого труда установить, что вагоны и не посылались в Миннесоту и что приказ об этом был отдан Каффи Мейгсом; но кто его выполнил, кто замел следы, кто предпринял какие шаги, чтобы сохранить видимость нормальной операции, безропотно, не привлекая внимания более храброго человека, кто фальсифицировал отчеты и куда ушли вагоны — все это, казалось, уже невозможно распутать.