Цитата #2480 из книги «Мой Рагнарёк»

— Не пытайся заделаться моей свахой, ладно? — Я с трудом обуздал гнев. — Что ты смыслишь в этих делах? Чем решать, с кем я должен «валяться», скажи: ты принимаешь мое предложение?

Просмотров: 7

— Моя собственная невозмутимость… вот именно — невозмутимость, и еще — доверчивость! Сами посудите: мы все пошли за вами невесть куда, не задавая никаких вопросов, потом внезапно остановились — и опять никаких вопросов! — откуда-то появились костры, еда и теплая одежда, что, впрочем, никого не удивило, в том числе и меня… И вот я брожу в темноте от костра к костру, пытаясь разыскать кого-нибудь из знакомых — а вдруг повезет! — натыкаюсь на этого экзотического господина в чалме, который без излишнего смущения заявил, что его зовут Мухаммед, и он — пророк Аллаха. И я, взрослый, психически нормальный, цивилизованный человек, не бегу к ближайшему костру, чтобы узнать, нет ли поблизости доктора, а спокойно киваю и спрашиваю у пророка, чем я могу ему помочь…

Просмотров: 5

P.S. Что касается послесловия — хотелось бы верить, что его никогда не будет. Мне всегда казалось, что наихудшее послесловие к любой книге — это смерть автора (когда я узнал, что нежно любимый мною в юности Борхес умер, я на него ужасно рассердился!), а самое лучшее послесловие, о котором можно только мечтать — это многоточие, но не отпечатанное типографским способом на бумаге, а длинная череда незаметных дырочек, образовавшихся на тонкой ткани реальности после того, как еще кто-то ускользнул, не прощаясь. Боюсь, что этот вариант мне пока не по зубам: всякий раз, когда я пытаюсь исчезнуть не прощаясь, выясняется, что я забыл шляпу, или зажигалку, или еще какую-то чушь, без которой совершенно невозможно обойтись — и мне приходится возвращаться…

Просмотров: 7

Иногда моя судьба на время забывает о своей природной стервозности и делает мне удивительные подарки. Первые несколько дней путешествия по пустыне оказались как раз таким подарком — головокружительно, по-купечески щедрым. Мои дни были полны сладкого одиночества, не замутненного ни воспоминаниями о прошлом, ни беспокойством о будущем, ни чьим-то утомительным обществом — верблюд, на спине которого едешь, хорош хотя бы тем, что его присутствие можно не принимать в расчет! — ни даже физическими ощущениями: ни палящие лучи полуденного солнца, ни обжигающий холод, приходящий вместе с темнотой ночи, ни вынужденная неподвижность, ни ритмичное раскачивание верблюжьей спины не причиняли мне ни малейшего неудобства. Я почти отсутствовал, так что испытывать какие-то неприятные ощущения, вроде бы, было некому. Впрочем, время от времени я все-таки ненадолго появлялся — чтобы восхищенно оглядеться по сторонам, в очередной раз понять, что в том языке, которым я привык пользоваться, нет слов, чтобы описать окружающее меня великолепие, и снова отступить в уютную тишину небытия. Это продолжалось целую вечность — впрочем, если измерить эту самую вечность числом солнечных закатов, она окажется всего лишь одной коротенькой неделей.

Просмотров: 6

Ночью мне пришлось снова объявить привал: в отличие от моих людей, Олимпийцы действительно нуждались в отдыхе. Впрочем, я был уверен, что нам некуда торопиться: если мы опоздаем к месту свидания с судьбой, она не поленится выйти нам навстречу!

Просмотров: 7