Это безобразие продолжалось довольно долго. Когда я наконец опомнился и заткнулся, музыка уже стихла, силуэт саксофониста тоже исчез. На мой нос упало что-то холодное и мокрое, потом еще и еще. Я глазам своим не поверил: это были снежинки. Они лениво кружились в воздухе, медленно опускаясь на остывающий песок. Я понял, что смертельно устал: у меня даже не было сил, чтобы как следует удивиться. Поэтому я просто развернулся и пошел обратно, педантично наступая на собственные следы — это был единственный способ вернуться домой… если, конечно, уговорить себя считать, что симпатичное наваждение, наспех состряпанное Джинном, и есть мой дом. Когда вдалеке замаячили зеленые деревья и красная черепичная крыша нашего пристанища, мои следы окончательно скрылись под снегом, который становился все гуще.