— Ничего не понимаю. Я разговаривал с офицерами, что в германскую войну служили с ним в одном полку, и никто из них даже не отметил какие-то особенные дарования у ротмистра Арчегова. Храбр, может, отчаянно храбрый офицер, но отнюдь не полководец, — Деникин был удивлен и даже не пытался это скрывать. Он только покачал головой.
— Через три часа здесь будет контр-адмирал Смирнов. Он станет сопровождать вас до Приморья. Мои части вышли к Зиме, но там пробка из чешских эшелонов, их пустили вслед за вашими литерными поездами. Единственный путь заблокировали, пакостники. А потому мы немедленно займемся партизанами — совсем обнаглели, стервецы, заняли Балаганск. Думаю, за десять дней управимся — они получат такой же урок от меня, как местные шахтеры. А там и дорога на Нижнеудинск откроется. Не говорю вам прощайте, адмирал. А только до свидания. Честь имею!
— Мы отступали от заведомо слабейшего противника. А потому драпали, что волю потеряли. Вы сейчас наглядно доказали — 30-я дивизия красных полностью уничтожена за эти дни. Целиком!
— Константин Вячеславович, у нас только полчаса, а потому давайте перейдем сразу к делу, — Арчегов достал из пачки папиросу, радушным жестом предложив генералу курить. Но Сахаров отказался — Константин уже понял, что по отношении к нему генералы и офицеры сделали железный вывод. С начальством курить не рекомендуется, особенно когда оно так к вам радушно — «клизма» все удовольствие испортит. Никто так ни разу и не закурил, кроме адмирала Колчака, но с тем связывали совсем другие отношения.
— Да. На семьдесят миллионов золотом, и вдвое больше новыми купюрами, изготовленными в Северной Америке. Со мной прибыли чиновники Минфина, а на транспортах подойдут купленные в Японии станки для чеканки медной и серебряной монет.
Бородатый казак не договорил, екнул и упал на снег. Полковник Бычков сразу не понял, что случилось, но, наклонившись, увидел, как дымящаяся алая кровь вылетает тонкой струйкой из пробитого пулей виска. Глаза станичника уже остекленели — он был мертв…