Потому кипела на станции жизнь, не прекращаясь даже ночью. А сейчас, днем, веселее пошла, с огоньком. Вот только Шмайсер чувствовал себя скверно — Мойзес-то ушел, опять догонять нужно.
— Прав! Но главное, что мы у власти удержались…
— Оставьте, генерал. Далеко они не уйдут, и к полудню вы его окончательно уничтожите. Идти-то им некуда. В колечко попались.
— Преследование должно вестись энергично, Владимир Оскарович! Не давайте красным прийти в себя, и тем более начать разрушение железнодорожной магистрали и станционных построек. — Генерал-адъютант Фомин говорил энергично, с напором, но иногда забывался и машинально постукивал ладонью по столу.
Но выполз из лап смерти лихой капрал, хотя и ехал сейчас в лазарете. Вагон пусть и третьеклассный, но с туалетом и кухонькой. Сестры милосердия все русские, но многие замужем за чехами, очень внимательны и заботливы, и руки ласковые. Перевязку так делают, что боли почти нет, хоть бинты с кровью иной раз к ране присыхают.
— Будто не понимаешь? Дурака мне не строй, я тебя как облупленного знаю, — Фомин глянул на хитрое лицо Шмайсера.