— Надо же, живуч. — Генерал покачал головой. — Хотя… Как его зовут по имени-отчеству?
— Тем, кто останется со мной, я в этом приказе скажу, что нас ожидает впереди только тяжелое и страшное, может быть гибель. Но если останется только горсть, я и ее поведу. Вы поняли — мы должны прорваться!
— Это зачем? — дружно выдохнули «Михайлов» и Фомин, воззрившись на немца так, словно тот спятил.
В небо уходили многочисленные дымки растопленных печей, на которых сейчас варили и жарили. Тихая, мирная картина. А ведь перед Новым годом здесь зверствовала партизанщина, и горожане тогда, попрятавшись по щелям, только молились о том, чтоб ограбили, но лишь бы не убили, не изнасиловали, не сожгли.
Вариант получить под командование любой кавалерийский или казачий полк с возможностью назначения на освободившуюся конную или казачью бригаду Григория Михайловича не привлек. Арчегов знает что предлагать, отправит подальше от Забайкалья, где у него сильная опора, на кудыкину гору, а генералы там живо в оборот возьмут.
— Тем более мирное время вряд ли скоро наступит, — поддержал давнего друга Колчак. Взгляд Дитерихса метнулся к Лохвицкому за поддержкой. Он знал, что генерал недоволен Колчаком, когда летом тот убрал его из армии, несмотря на заступничество многих, в том числе и его самого.