— А вы, батенька, дурак! Храбрый, но дурной, — сквозь боль донеслись слова немца. — Кто ж так прыгает?!
Министр задорно рассмеялся, глядя на возбужденные лица собравшихся авиаторов, которые во весь голос называли его героем. Бросил только загадочную фразу: — «Попрыгали бы с мое». Потом добавил строгим голосом: «Это вы герои, на такой рухляди летать опасно, не то что воевать». И это о новеньких самолетах?!
— А вот теперь нам точно хана! — только и смог прошептать побелевшими губами Петров. Темный цвет, а иначе не разглядишь пусть и светлой, но ночью, мог быть только красным.
Но пассивного сопротивления не было видно, не говоря уже об активном. Будто обыватели разом порешили — вы воюете, а мы за ту власть, что сильнее, что даст спокойствие и порядок.
— Да, и даже стрелял из него. Ручные пулеметы на сошках, чем-то похожие на английские «Льюисы», но компактнее и легче, без кожуха. И автоматический карабин под пистолетный патрон Маузера, они его во время восстания на заводе делали, полтора года назад. Автомат Шмайсера, так, если память не изменяет, звучит фамилия конструктора.
Шмайсера захлестывала злоба, он был ею переполнен, как раскаленный паровой котел, у которого заклинило выпускной предохранительный клапан. Две недели немец неутомимо преследовал Мойзеса, как ищейка, четырнадцать сумасшедших дней, когда усталость свинцом разливалась в теле.