— Или землей задарма поделиться, или все оставить как есть, только не ясачными стать, а казаками, людьми служилыми. Налоги не платить, шашку дома держать и урядникам полицейским не кланяться, — Оглоблин усмехнулся и потянулся за шаньгой.
— Должны! — уверенно ответил Фомин. — Надо рискнуть. Это наш единственный шанс окончательно разгромить 30-ю дивизию, пока красные подставились. Если используем его, то появится возможность нанести удар по 35-й дивизии. И без помех атаковать Красноярск. Если нет — то мы попадем в клещи, и хуже того, оказываемся между молотом и наковальней…
— Вставай же, Семен! Но только тихо-тихо. Есть очень важные новости. — Голос Шмайсера достучался до разума Фомина, а крепкая рука немца растормошила размякшего во сне офицера.
— Атаковать не только его, но одновременно и 90-ю бригаду красных. Навязать встречный бой одной бригадой, второй обхватить ее с левого фланга. Отбросить красных от «железки» и загнать прямо на войска Каппеля.
Но бывшие колчаковцы и каппелевцы прямо-таки требовали воссоздания общероссийской силы, хотя бы в виде гвардии. Вологодский, после долгих колебаний, дал свое «добро», но оговорил, что средств выделять не будут на те подразделения, что не имеют наименования «сибирских». Такая мелочность была свойственна премьеру, который цепко держался за свое видение полностью автономной Сибири в составе будущей Российской имперской федерации. Потребовалось время, чтобы сломить упрямство пожилого председателя правительства.