– Taň nar ata, özelä üzek, cırlata da elata.
Куски, выращенные мной с таким трудом, распадались: лепестки высохли в горсть коричневых чешуек, а белый корешок стал рыжим и сжимался на глазах, как огурец на сковороде. Мне показалось, что в одной из ржавых ямочек мелькнула алая искорка.
Она осторожно отняла ладонь, тут же охнула и повела головой вниз и вбок, жмурясь и снова вдавливая ладошку в глаз.
– Таможенный. Ты, спортсмен, по нашему району едешь, Арскому. Это наша земля.
Надо было руки помыть. Или хотя бы облизать. Но не при Дильке же. Да и устал что-то.
Я и возмутиться не успел – она продолжила: я учила тому, что знаю, тех, про кого знаю. А кто ты, я не знаю. А вдруг ты tutçaqçı? И что ты будешь делать? Я вслепую двести… давно не учу.