– Да ты даже не оборачиваешься, – обиженно протянула Дилька.
Сперва-то я думал: надо же, как все удачно закончилось.
– Ага. У меня папаня за эти дни чеснока съел больше, чем Розенштейны за год.
И мы пошли дальше – в сырую густую тень, которую ронял лес, почти убравший солнце за верхушки самых высоких деревьев. Лишь два лучика прилетели, прямо в глаз. Мы с Дилькой одновременно ойкнули, запнувшись, переглянулись, засмеялись и пошли дальше. И услышали птиц, много, разных. Стало спокойнее.
В голове разлетелось не буро, а ало. Так, что удара о землю она не почувствовала.
– Хорошо, – сказал я, украдкой растирая внезапно заледеневшие ладони.