Молчи, взмолился я про себя, не болтай и не дергайся. Скамью он не сломает, а сломает, так во вторую упрется и дальше не пойдет. А будешь болтать и шевелиться…
– Ты Рустама сын, что ли? Рамиль, нет, Гамиль?
Честно говоря, очень не хотелось спрашивать о чем-то албасты – и вообще полагаться на нее. Не совсем понятно почему. Я не tutçaqçı, но из фильмов и книг про войну знал: взятие языка всегда считалось главным способом выведать слабые места противника. Другое дело, что потом языка приходилось убивать или сажать в подвал. Но колебался я не только из-за этого.
В пути тормозить будут – а для дела я игл настрогал.
А у него бывали дома траблы. Да у кого их не бывает. У меня, думал я раньше. А тут такой вот траблище, и, главное, не поймешь, откуда растет и куда упирается.
Я помог старушке спуститься, она легонькая совсем была. Вытащил из-за досок кривые свечи и спички, запалил фитили и расставил, куда было сказано. Почти не дрожащей рукой.