Я обмер. Вспомнил, что рядом с той кормушкой и стоял ночью Марат-абый – и мог, значит, учуять след, который я ночью бездумно оставил у крыльца. В смысле, во сне.
И, еще раз в конце концов, это däw äti папу в деревню потащил. И это из деревни папа с мамой такими чудными вернулись. Пусть теперь придумывает, как все исправить. Но сперва нас с Дилькой спасет. Ну или примет для начала.
Папа застыл, просиял и еще раз толкнул меня к выходу.
Я огляделся, прислушался, ничего не услышал, ничего не придумал, выключил и включил свет, оделся, уперся спиной в дверь и сполз на корточки.
Я рывком обернулся и обнаружил, что Дилька спустилась на платформу и нестерпимо блестит очками от засвеченной стены. Прямо вжалась в нее спиной, словно перед расстрелом.
Припахала ее бабка по уборке, видать. А я думал, кота гоняет. Ничего, пусть поработает, а то дома раз в месяц посуду помоет – и привет. Зато она постель за собой заправляет, а я не всегда успеваю, самокритично подумал я, расстроился и пошел орать на бабку.