По-татарски, конечно. С этого момента я говорил в основном по-татарски. Так получилось.
– Menä şulay, — торжественно сказал я, выставляя перед собой следующую рогульку, как старинный искатель подземной воды. – Теть, бегите отсюда, не бойтесь, он всё, не тронет. Не тронешь, гад, а? Всех тронул, больше никого не тронешь?!
Албасты толкнула ворота и канула в черной тени.
Зато, если сено увозят, значит, нормальная это деревня, не вымершая. Значит, есть кого о еде попросить. И погреться можно. Хоть у бабки этой. Будем надеяться, это не она во сне меня душила.
Но она опять не услышала. Так и оставалась в очень неудобной позе. Я видел только юбку и растопыренные локти, и то смутно, темно ведь.
– Наиль, а что такое zirat? – спросила Дилька, сбиваясь с шага на бег.