Кажется, начинался рассвет. Туман вокруг меня почти на глазах сминался в капли и прилипал к серой хвойной подушке, и сквозь него уже нормально были видны деревья, которые становились все ярче и цветнее, как на экране с выставляемой регулировкой. Соловей закатил последнюю трель, почти красивую, и заткнулся.
Через полчаса левая кисть провалилась в узкую полость, и я мог работать почти всей рукой.
– Наиль, ну время уже, – сказала она с мягким нетерпением. – Папа, кстати, сегодня тоже грозился пораньше подъехать. Звонил давеча, сказал, его сегодня опять в район вывезли, в Лаишево, что ли, зато попробует пораньше вернуться. Так что тащи сестру скорее, есть пора.
Я неопределенно кивнул и слегка надавил Дильке на плечо, чтобы не лезла с уточнениями.
Не отвлекайся, подумал я, спохватился и повторил по-татарски.
Ну и к нашему возвращению, обошедшемуся без приключений (двадцать шагов по дорожке за дом, туалет чистый и совсем не вонючий, дошли, не провалились, Дилька сонно уточнила, кто это, мол, Баба-яга – убырлы-карчык или людоедка, была успокоена моим твердым «да обычная пенсионерка» и больше не болтала, воды хватило, с полотенцами разобрались и даже свечку не задуло), бабка уже накрыла полати древней клеенкой. И оказалось, что это стол – низкий, за которым надо на полу сидеть. И сидеть смысл был.