Михалыч нас по носу бьет за то, что мы отвлекаемся от противника. Сильно бьет. Поэтому я еще некоторое время не поднимал глаз, стараясь видеть обоих гопов. И решился на это, только убедившись, что оба задрали головы на нового собеседника и незаметно броситься на меня не смогут.
– А я, между прочим, за лошадками убирала.
Эдик, кажется, вздохнул. Или заклокотало у него под рукой. Там, где дыра вела прямо к сердцу.
– Будешь орать, никто нам дверь не откроет. Здесь тебе деревня, здесь баловаться не любят, поняла?
Дилька, болтая ногами, наблюдала, наглаживая совсем одуревшего кота, – веселая, чистенькая и сверкающая глазами и очками – и время от времени советовала не чавкать, не крошить на пол и не хватать картошку пальцами. А я опять немытый и зубы не чистивший, подумал я, особо не переживая и не отвлекаясь на угрозы сестре.
Мы вошли за ворота, которые я предусмотрительно прикрыл и блокировал от случайного или свинского открытия дужкой замка, снова продетой в колечки.