— Нет — подумав, огорченно отказался он. — На кухне поросенка запекают, с кашей и черносливом. Вкусно пахнет, я ходил, смотрел.-
Нет, ответил я, я уже насмотрелся на них сегодня, но вот если бы пригласить того музыканта со свирелью или как там она называется. И торопясь, чтобы он правильно меня понял, объяснил, что очень впечатлен его игрой. Это мальчишка действительно играл так, что просто невозможно было понять, как их этой метровой длины полой палки можно извлечь такие звуки. Это была грустная мелодия, но печаль, которую она вызывала, была светлой и чистой, и держал он инструмент интересно, в самом углу губ, оставив часть рта открытым. Никогда еще я не видел и не слышал ничего подобного, ни самого инструмента, ни его звука.
Когда, наконец, дверь приоткрылась, я с увлечением рассматривал атлас с картами, вероятно очень древний, поскольку пергаментные страницы успели порядком пожелтеть, а все карты были выполнены от руки, еще и с объяснениями на незнакомом языке. Ага, вот они, те самые Энейские горы, ну, положим, с масштабом погорячились, да и местность не совсем соответствует.
Я помолчал минуту, обдумывая ответ. Знать бы самому точно, зачем мне все это нужно.
Я сидел за противоположным от Янианны концом стола, и разделяло нас метров десять, никак не меньше. С тяжелым вздохом я вспоминал недавний ужин, за которым она потчевала меня из своих рук, иногда даже подшучивая тем, что брала кусочек чего-нибудь сладкого, приправляла острым соусом и отправляла мне в рот. Сейчас наш ужин казался мне наказанием за мои грехи.
Анри с сомнением покачал головой. Уж кому, как не ему знать о той самой возможности.