Когда миски убрали, женщины поставили широкие блюда с нарезанным мясом. Я даже не понял, говядина или конина, все сдобрили горчицей так, что во рту горит, все летит почти непрожеванным, но в животе уже появляется приятная тяжесть. На третье блюдо подали кашу, здесь ее едят отдельно, а когда дошла очередь до блинов в сметане, старший мужик, глава стаи, или прайда, довольно крякнув, распустил пояс. Глаза его в который раз пробежали по нашим лицам. Я заметил, что взгляд зацепился за мой амулет на шее.