Волосы у меня на затылке зашевелились. Лес… оживал. Нет, он не двинулся прямо на нас, хватая беззащитных людей корявыми ветвями и корнями, пожирая, отрывая руки и ноги. Растопыренные ветви двигались, собирались компактнее, поднимались к вершинке, как поднимают руки пловцы, намереваясь нырнуть в воду…
Да, вот пещера, где разместился бы весь Кремль со всеми башнями, но дорожка ведет через пещеру дальше, там черный ход, прорубленный теми же мастерами и с той же нефеодальной тщательностью, дальше еще пещера, еще, целая анфилада, но пещеры, несмотря на пустоту, кажутся все более обжитыми, словно этих камней в течение веков касались тысячи рук, сгладили углы…
Ланселот лежал, наполовину погребенный под волчьими телами. Асмер пытался подняться, но всякий раз валился навзничь, только Бернард собрался с силами и сел, как и я, но упирался одной рукой, а другая висела, как убитая толстая гадюка. Совнарол лежал бледный, с желтым, как у покойника, лицом. Крови на нем не видно, но, похоже, уже не жилец, последние капли жизни отдал нам.
– Вы свободны! – прокричал я. – Вот ключи, откройте все двери!.. Кто способен драться, пусть возьмет наверху оружие.
На той стороне зала трудятся два десятка музыкантов и дюжина полуголых девушек кружится в танце. Это, конечно, от христианской морали далеко, но, насколько я понимаю, король Конрад от христианства отходит все больше и больше. Во всяком случае, по самым достоверным слухам, колдунов в его войске становится все больше, а священников меньше.