Я задыхался от усталости, пот заливал глаза. Внезапно демоны отступили, попятились, скрылись за деревьями. Беольдр с усилием поднял меч и ткнул в спину убегающей твари. Она вздрогнула всем телом, красиво вскинула лапы в безмолвном укоре на предательский удар, рухнула вниз мордой, едва не утащив с собой Беольдра.
Он поднялся, опять же не дожидаясь слов Шарлегайла, выпрямился, нижняя челюсть угрожающе выдвинулась, а рука в многозначительном жесте опустилась на рукоять меча.
– Тертуллиан, – вырвалось у меня. – Я не очень-то, пойми меня правильно, к твоему христианству, но ты… ты меня ошарашил. Если встречу где твою могилку, то не плюну на нее, а положу цветы. Уважаю потому что.
Короткий привал на ночь, а на рассвете мы уже снова в седлах. Ослепительный край высунулся из-за темного горизонта, а на другом конце мира вспыхнули горы, превратившись в пламя. Это оранжевое пламя огненными языками устремилось к небу. Мир был пронзительно ясен, воздух чист, а кони несли нас в этом огненном мире над промороженной за ночь землей, как птиц, преследующих ящериц.
– Черт бы тебя побрал, герой! Почему ты так делаешь?
Очень осторожно я рискнул отогнуть край портьеры. Сердце, и без того трепыхающееся, как у воробья, задергалось еще чаще. Тронный зал, сам король в своем кресле с высокой спинкой, снова два кресла справа и слева зияют предательской пустотой, а к выходу идет, явно разгневанная королем, пятерка мужчин в помятых доспехах и со следами долгой дороги на одежде и лицах.