Он перехватил повод, под моими сапогами захрустели осколки пересохшей черепицы, стекла, остатки церковной утвари. В зияющий провал на месте ворот я вошел со странным чувством насмешки и гнева. Насмешка – понятно, я всегда насмехаюсь над церковью, что, как жаба, все еще пыжится, что-то изображает, но здесь все-таки больше чем насмешка: кто-то перебрал с глумлением – порубленные скамьи, алтарь, мебель, нагажено, даже на крепком камне стен следы от тяжелых топоров…