Я поднялся на ноги. Голова все еще кружилась, и на всякий случай я взялся за спинку кресла.
Мне они казались больше похожими на декорацию для съемок космической одиссеи.
Я последовал за ним, и мы пришли в комнату, где были камин и кресла. Энлиль Маратович приблизился к камину и указал на висящую над ним черно-белую фотографию летучей мыши. Снимок был сделан с близкого расстояния. У мыши были черные бусинки глаз, собачьи уши торчком и морщинистый нос, похожий на свиной пятачок. Она походила на помесь поросенка и собаки.
Я кивнул – не столько потому, что мне действительно нравилось, сколько из вежливости.
– Конечно, милый, – сказала она. – Обещаю.
Город тонул в вечернем солнце. Я шел по улице, мучаясь неясным томлением – хотелось то ли курить, чего я никогда не практиковал, то ли выпить пива, чего я никогда не любил. Я испытывал потребность что-то сделать, но не понимал, что именно и как. И вдруг это стало ясно.