– Гастарбайтеры, – ответил молдаванин. – Наверно, так правильно назвать. Я тоже гастарбайтер.
– Это из плохой партии, – сказал он. – Там что-то такое есть… Странный ты парень, Рама.
Митра взял меня за плечо и развернул лицом к зеркальному шкафу. Выглядел я страшно. Митра указал пальцем мне на лоб. Я увидел там рассохшуюся коричневую надпись и вспомнил, как перед смертью Брама написал что-то кровью у меня на лбу.
– Скажите, – спросил я неожиданно для себя, – вы любили когда-нибудь?
С ними, насколько я мог судить, ничего при этом не происходило – и не могло произойти, потому что они были нереальны. Целью языка были не сами эти пузыри, а ярко-красная капелька надежды и смысла, которая вызревала в каждом из них. Язык жадно впитывал эти капельки одну за другой и набухал какой-то грозной электрической радостью, от которой мне становилось все страшнее и страшнее.
– Бог в нас присутствует. Но мы в нем нет.