Энлиль Маратович подвинул ко мне лист с первым рисунком.
– Вид у тебя, прямо скажем, неважнецкий. Но так всегда бывает. Я принес тебе мазь, смажешь синяки на ночь. Утром все пройдет. И еще я принес таблетки кальция – каждый день надо принимать пятнадцать штук. Это для зубов.
– Сегодня, – сказал он, – у нас грустный и радостный день. Грустный, потому что с нами больше нет Брамы. А радостный он потому, что Брама по прежнему с нами – только теперь его зовут Рама, он очень помолодел и похорошел! С удовольствием представляю вам Раму Второго, друзья мои!
– Гера, – сказал я, – я знаешь что спросить хотел?
Мысль была справедливая, но отчего-то меня не вдохновила. Возможно, дело было в том, что отец часто употреблял выражения, которых я тогда не понимал («плебс», «вменяемые элиты»). Улыбка на родительском лице вызвала во мне ревнивую досаду: она явно была адресована не мне, а вменяемым элитам, чью собственность я должен был научиться уважать.
– А этих огромных мышей находят в ископаемых слоях? – спросил я вместо этого. – Сохранились их скелеты?