Мужик — загадка. На все сборища ходит четко, как на работу. Сидит, молчит, слушает, иногда чему-то ухмыляется. Ухмылка жуткая. То ли в своём спецназе натренировался, то ли по жизни такой. Вроде бы ничего нет, ну скулы, ну зубы… стальные. Ну, глаза… бесцветные, как сталь. Ну, выражение лица… неласковое. А в комплекте — шок и трепет. Наверное, про свою особенность знает — на людях улыбается редко. Что хорошо. Профессия тоже странная — экстремальная медицина. Что-то с протезированием и имплантантами в Северо-Двинске, он мухлевал, на конверсионном оборудовании. К нам попал, как чисто гражданский специалист. А сам… Уй! Впрочем, дядька надежный, как утес и патологически справедливый. Вот-вот, точный термин для его "справедливости" — патологическая. Медицинская, в худшем смысле слова. Церемоний или деликатного обхождения не признающая. Положено — на! Не положено, а лезешь — тоже на! Одним ударом, с копыт! Без разницы чем, хе… кулаком или голым пальцем. Его сильные, всегда чисто вымытые, словно у хирурга, руки, сейчас сжаты в кулаки. На столешницу оперся. Губы в нитку. И цедит, шепотом… на весь зал. Со свистом.
— Да чего там? Ну, закошмарила лохов, по-свойски. Так порядок должен быть! — это верно подмечено. Без бабкиных окриков, оклемавшиеся ко второму визиту тунгусята, нас бы растащили. На сувениры. Жутко грязные, глазастые и юркие, как цыганчата. Пусть лучше боятся, раз уж совершенно не уважают… — Бабка круто кажет масть! Кроме тут ей мазы, не светит. А мы — голяк, с понтами. Вот и дерет горло! — философ…
— Док, ваш выход! — сам знаю. Не торопите! Левой рукой давлю контакт. Компактный фотоаппарат, в нагрудном кармане (умеют японцы делать технику, когда захотят), сквозь свежую прореху "пишет" видео. Теперь я должен с важным видом изображать "главного", а остальные — притворяться, что мне верят… Босс сейчас, на деле — филологиня Елена. Только она, мало-мальски свободно, шпрехает по-местному. Э-эх! Кто сказал, что я — режиссер? С самого начала не обольщался… Тяжела ты, доля штатива… Лай собаки смолкает. Ребятишки начинают суетиться. Так, словно вокруг — девственно пустое место. О чем был заранее уговор…
Откуда взялся автоклав? Из комплекта горно-добывающей станции. А так, нет на 'Матрасе' ни кухни, ни столовой. Он — единственный объемистый бак с подогревом. В жилых отсеках лишь самодельные титаны с кипятком, гамаки да скамейки. Как в плацкартном вагоне поезда… На сухом пайке, по первоначальному плану, нам полагалось сидеть до самого окончания похода. Без излишеств, но и без риска… Хе! Разве на нем усидишь! Особенно, проплывая мимо девственной природы. Ни кухонной плиты на судне, ни варочного котла, ни холодильника? Плавучий сортир… Хе… Какие пустяки вас беспокоят… Надо смотреть на мир позитивно. Тем более, что по прямому назначению, для гидрометаллургической обработки сырья, прямо на месте, применить автоклав не вышло. Запретили. Зато, в замену кухонного оборудования — вполне сгодился.
Револьвер Нагана образца 1895 года — 5 досок с 25 м и 4 доски с 50 м;