— Это что за станция? — удивился Фридрих. Насколько он помнил, следующей после «Берлинской» шла «Театральная».
Гельман отсутствовал минуты три. Потом вышел, вытирая лицо — видимо, умывался. Глаза у него уже были не мутные.
Голос у нижнего мальчика был громким и гнусавым. На дойче он говорил быстро, но с грязноватым акцентом.
— А почему бы и нет? Прокатился бы до Парижа. Чем плохо? Тем более, там их встречают с цветами...
Разумеется, до такой перспективы Михалкову ещё очень далеко. Даже если курортные разговоры имели место — это мелочь. Но самое главное — Мосюк не знал о вольностях, допущенных господином Президентом РР. Ему о них не доложили. И теперь он выслушивает эту новость от постороннего... Это означало очень серьёзное неблагополучие внутри построенной Сергеем Альфредовичем системы власти, жёстко замкнутой на нём лично...
Какая-то неопрятная женщина преклонных лет с ручной тележкой попёрлась прямо по луже, давя ногами хрустящие осколки стекла. За тележкой потянулся мокрый след. Люди неохотно расступались, давая дорогу напористой старухе.