Фотография была неинтересная: бульвар, скамейка, ничем не примечательный человек с надвинутой на лицо шляпой.
— Да, она самая, — кивнула Эстер. — За что и поплатилась. Её сцапали визенталевцы.
Власов понимающе наклонил голову. Вряд ли старую Берту будут убивать бомбой в коробке, но порядок есть порядок.
Взрывом корму «скорой» подбросило вверх. Пару секунд машина еще ехала на передних колесах, а потом ее резко кувыркнуло через нос, снова подбросило при ударе крыши об асфальт и развернуло поперек дороги, где она покатилась, кувыркаясь уже вокруг продольной оси, охваченная пламенем, с каждым ударом разбрасывая вокруг осколки стекла и еще какие-то ошметки. Последние несколько метров она проскользила на боку и, наконец, замерла. Удивительно, но сирена, в отличие от сразу разбившихся мигалок, доработала почти до конца и лишь за секунду до остановки смолкла с последним агонизирующим стоном.
— А вот кстати, — подхватил вдруг Гельман, — знаете ли вы, господа, каким образом такой тип, как Жуков, поднялся наверх? В мемуарах Рокоссовского — они, кстати, изданы и у нас, и на Западе, Рокоссовского Петербургский трибунал оправдал — там есть такое место... я наизусть, конечно, не помню, но смысл такой...
— Ничего не знаю точно, — говорил тем временем отец, — но лично я не верю в то, что доктор Гёббельс мог пойти на такое. Сейчас, когда Райх на краю пропасти... Нет, нет, нет.