— Это у них называется, — с искренним отвращением сказал старичок, отпивая воду, — контемпорари арт. По-английски — современное искусство. Хотя чего ж тут современного-то. Когда слову тому самому сто лет в обед, его на заборах ещё при царе Горохе писали... Одно слово — дегенерация. Вот и извольте рассудить: ну за что мне этого самого Гельмана жаловать?
— Я, наверное, некстати... — она говорила по-русски, — у вас тут разговор... просто я хотела сказать... В общем, — собралась она с духом, — вы меня удивили. Я не думала, что кто-нибудь придёт и скажет им... такое. Они все просто обалдели! — грубоватое русское словцо смягчило искреннее восхищение в голосе девушки. — Вы... вы молодец. Вот. Хотя, конечно, по сути вы неправы.
Когда они уже подходили к Новому Арбату, подал голос целленхёрер Эберлинга. Некоторое время Хайнц молча слушал, затем велел «о новостях сразу докладывать» и повернул довольное лицо к Власову.
— Согласен, разумеется. Иначе я работал бы не у нас, а в Министерстве Пропаганды, — усмехнулся Фридрих.
Стало тихо. Слышно было, как охранник наливает старику воду в стакан.
— Да, и за это тоже, — Зайн скрипнул зубами. — Лучше бы тот ублюдок меня убил. Он очень сильно ошибся, не убив меня тогда. Есть вещи, за которые мстят всему племени. Вырезают до десятого колена и разбивают головы младенцев о камень.