Папа никогда не называл маму Франциской. Он всегда говорил — Фри. Это было какое-то английское слово, оно означало свободу. Свобода — это было то, чего не было в фашистском государстве. Микки считал это слово глупым: в его мире оно ничего не значило.
Фридрих подумал, что в Райхе такое было бы невозможно в принципе: улица должна быть отремонтирована в кратчайшие сроки, это же очевидно. То есть очевидно для дойча, додумал он про себя. Но тут всё-таки Россия...
— Разумеется, но, видите ли, слово — это тоже товар, — Майк с трудом сдерживал раздражение. — Это моя профессия, я продаю слова. И я свободен предложить свой товар на рынок, а мои слушатели свободны его у меня не купить. А мой шеф свободен за это меня уволить... Здесь нет никакой цензуры, как у вас, это просто законы рынка. Вторая мировая сейчас вообще мало кому интересна, это дремучее прошлое...
Топливо — одна из главных проблем в космических полетах.
— Я по приглашению, — сказал Фридрих в ответ на его изучающий взгляд.
— О немецком засилье! — заявил он, делая руками сложные движения, будто наматывал на запястья невидимый канат.