Может ли запись звонка дать какой-то ключ, или это лишь пустышка, подброшенная неведомым противником? Фридрих достал кассету и подсоеднил магнитофон к нотицблоку, чтобы сразу оцифровать запись.
Фридриху стало скучно: пошли банальности. Он зевнул и нетерпеливо посмотрел на морковную задницу.
Но и в этом запретном месте Микки не нашёл ни единого укромного уголка. Всё пространство занимала плита, мойка и шкафы, заполненные какими-то кастрюлями. Он попробовал было забраться в духовку, но она оказалась маловата даже для его тщедушного тельца. К тому же ему вспомнилась страшная сказка, которую рассказывала мама — про Хензеля и Гретель, где ребёночка сажали в печь.
Он оказался в крохотном пенальчике без окон, очень тёмном и вдобавок низком: взрослый человек мог бы устроиться в нём, только скорчившись на полу. Но душным оно не было — откуда-то шёл воздух, пахнущий железом и машинным маслом. Микки был глупым, но запах он узнал — так пахла лифтовая шахта. Видимо, это было какое-то техническое помещение.
В среде иных народов столь высокие свойства души отличают лишь верхушку правящего класса, которая вынуждена их культивировать ради удержания власти. Но и это им обычно не удаётся: постепенное, но неуклонное моральное разложение — удел всех негерманских аристократий. Для дойчей же подобное моральное разложение возможно лишь как следствие заражения чужеродным для них духом.
— Вы кого имеете в виду? — Власов посмотрел на суетящегося галерейщика почти с удовольствием.