— Едешь продавать отраву? — не выдержал Рональдс.
На сей раз это было окончательно все. В фильмах в таких случаях аппаратура издает монотонный звук и чертит прямую линию, но Грязнов не был подключен к аппаратуре. Фридрих медленно выпрямился, только теперь заметив, что продолжает держать в руке бесполезный «стечкин». С улицы тем временем вошли еще трое — ротмистр и человек с большим оранжевым чемоданом в сопровождении Никонова.
«...индивидуальное покушение невозможно. Вариант с бомбой, прикреплённой к миниатюрному летательному аппарату — идею, кажется, высказал Йодль в полушутливой форме — был ещё не самым безнадёжным. Точно так же была отвергнута идея о бомбе в портфеле или папке для бумаг, у заговорщиков были все возможности пронести такое устройство практически куда угодно, но только вместе с собой. Профессор Гебхардт — впоследствии убивший своего друга и многолетнего пациента доктора Гёббельса — предлагал интересные варианты с отравленной пулей или иглой. Как известно, все эти экзотические...»
Шрамм немедленно послал четверых оперативников на пожарную лестницу (несколько секунд раньше, и они бы встретились с беглецами, но и теперь участников двух групп захвата разделяла лишь пара пролетов), но двоим все же велел подниматься вслед за лифтом, остановившимся на последнем этаже. Меж тем беглецы, убедившиеся, что обнаружены, на уровне четвертого этажа лихо перемахнули на балкон второго подъезда и, не церемонясь, высадили окно чьей-то кухни. Однако при этом их увидел не только Фридрих, медленно ехавший по противоположной стороне улицы, но и Шрамм из своего фургона.
— Сегодня ты не пойдёшь на ужин, — сообщила ему супруга. — У тебя остались следы на лице. Но ты сам виноват. Ты меня оскорбил. Ты виноват. Ты сам виноват во всём. Теперь мы не сможем быть на ужине вместе, из-за тебя. Мне так стыдно.