— К тому, — Гельман позволил себе добавить в голос немного раздражения, — что вещь, которая вам кажется грошовой, может при правильном менеджировании процесса стать дорогой.
— Это было бы красиво, но глупо. Жизнь — это не героические саги, она куда пошлее и примитивнее, не так ли? Мы хотим жить, и мы будем стремиться выжить, даже когда все кончено... А главное — от нашей смерти теперь не было бы ровно никакого проку. Нет уж, лучше мы выживем. Хотя бы им назло.
Арбалетный болт пробил перегородку прямо над головой. За проломленной стенкой что-то треснуло и посыпалось. В воздухе блеснула тонкая нить, идущая от болта во входной проём.
— Все мистические традиции имеют свои соответствия, — заявила китаянка. Её голос стал чуть твёрже: как будто внутрь горлышка попала сухая горошинка. — Бог начал материальное творение с того, что отделил воду от воды. Это был второй день творения, и в этот день возникли раздоры. Поэтому Бог не сказал об этом дне — «и увидел он, что это хорошо»... Вы — тот, кто должен предотвратить раздор...
Почему этот адрес кажется ему знакомым? Ну конечно — на улице Краснова он стал свидетелем смерти князя. Только не напротив дома 18, а, кажется, слегка до него не доезжая... Стоп. А не в этот ли самый банк направлялся цу Зайн-Витгенштайн?
— Я задаю вопросы. Ты отвечаешь на вопросы. Отвечаешь быстро, даёшь правильные ответы, быстро и честно... — последовала пауза, — У тебя есть одна вещь, которую ты прячешь от всех. Ты прячешь её давно, много лет. Ты понимаешь, о чём я говорю?