Коля Рындин тоже на Змеееда поглядывает: слабоват товарищ, не на ту работу попал, не по Сеньке шапка, не по Хулио сомбреро…
Сообразил оборотистый директор санатория НКВД: почему бы не использовать такое строение? Да по прямому назначению?
— Да очень просто. У нас в тридцать третьем году все соседние села людоедством от голода спасались. А мы без этого обошлись. Потому как председатель был не дурак. Еще в тридцатом году, когда всех в колхоз сгоняли, он уже сообразил, что из этого выйдет. Он еще в то время сунул кому следует, чтобы в бумагах описочка закралась. Потому у нас в колхозе неучтенные гектары были, и две неучтенные коровы в стаде. Если начальник Дальстроя не дурнее нашего председателя, то и у него неучтенный участок добычи должен быть.
И дичающий, спивающийся, деградирующий, равнодушный ко всему, в том числе к собственной судьбе, вымирающий народ.
Загрузили чемодан, Холованов еще что-то типа куска серого мыла хозяйственного внутрь сунул. Выплыли Змееед с Холовановым далеко на стремнину, за плывущий чемодан держась, как за плотик, и пустили его в дрейф по течению. Места тут дикие. Никого вокруг. Да и недолго тому чемодану плыть. Фукнуло тут что-то в недрах фанерных. Пламя клокочущее из всех щелей вырвалось. Вот и плыви да гори синим огнем.
Тут и начальник особого отдела подоспел, пистолет выхватил: виданное ли дело — на секретный объект посторонние без пропуска проникли!