Гелионтэль кормит грудью малышку, я полюбовался на сосредоточенную морденцию, сопит и косит глаза на грудь, давит передними крохотными лапками, чтобы молоко бежало в пащечку сильнее, раскраснелось от усилий, пыхтит, как что-то такое… ну, такое.
– В целом, да, – ответил я. – Это не дела были, а… попытка избежать дел и действий. Я не настаивал, вам же хуже, изоляционисты. В общем, остальное дело техники.
– И копыта! Про копыта не забудьте, ваша светлость.
Они наблюдали сидя, как я поймал одного из коней, он фыркал и дичился незнакомого человека, от которого еще и пахнет птеродактилем, кони – не люди, все чуют, только помалкивают, но я погладил, сказал пару ласковых слов, и животное, как человек, поверило в обещания, что жить станет лучше и веселее, само чуточку взбодрилось.
Амелия охнула испуганно, а Торкилстон вытаращил глаза.
– Будешь выглядеть значительнее, – объяснил я. – И хозяйкой положения.